Отобраться на Игры в Париж вполне реально, несмотря на возросший уровень конкуренции. Об этом в интервью RT заявила возобновившая карьеру гимнастка Оксана Чусовитина. По её словам, было бы неправильно не воспользоваться шансом в девятый раз выйти на олимпийский помост. 47-летняя спортсменка также объяснила, почему оказалась вынуждена прекратить выступления на брусьях, имея в арсенале сложнейший элемент, раскрыла секрет своих неудач в опорном прыжке в Токио и объяснила, почему никогда не сможет вернуться к прежнему тренеру.
- Оксана Чусовитина
- globallookpress.com
- © Amy Sanderson
— Мне казалось, что решение завершить выступления после Игр в Токио до такой степени вами выношено и выстрадано, что никаких иных вариантов быть уже просто не может. Что заставило вас передумать и снова начать соревноваться?
— Ничего такого, о чём можно было бы говорить как о каком-то знаковом событии. Просто когда после Игр минуло какое-то время, всё улеглось, успокоилось, я сама задала себе вопрос: почему я должна заканчивать со спортом, если на самом деле этого не хочу? Тем более что по-прежнему чувствую в себе силу и даже некоторую нереализованность.
— Тем не менее о завершении карьеры вы объявили в Токио официально. Получается, погорячились?
— Повелась на разговоры тех, кто меня окружал. Мне слишком многие говорили: мол, давай уже, заканчивай, и это чуть было не увело меня в другую сторону. Обычно я вообще никого не слушаю, делаю всё так, как считаю нужным. Поэтому, когда объявила, что заканчиваю, очень быстро об этом пожалела. С другой стороны, мы, женщины, именно такие: сегодня сказала одно, завтра передумала.
25 июля в Токио сразу две титулованные спортсменки объявили о завершении спортивной карьеры. Вслед за олимпийской чемпионкой…
— Решив ещё на какое-то время остаться в спорте, что наметили для себя ориентиром — Олимпиаду в Париже?
— Азиатские Игры, которые должны были пройти в этом году в Пекине. Но китайская сторона приняла решение перенести их на следующий год. Конечно же, это стало не самой позитивной новостью, поскольку перенос означал ещё один год тренировок, нагрузок, необходимости чего-то себя лишать, менять жизненные планы. Не говорю уже, что дополнительный сезон — это не одно выступление, а несколько турниров, которые должны подвести меня к главному старту.
С другой стороны, даже хорошо, что об отмене Азиатских игр стало известно не в последний момент. Я сразу для себя решила, что всё равно хочу выступить на этом турнире, но задумалась и о том, что до Олимпиады в Париже останется меньше года и что было бы неправильно не попробовать отобраться на свои девятые Игры. Почему нет?
— Добиваться олимпийской лицензии стало сложнее, чем раньше?
— Да, и я это чувствую. На Игры в Токио отбиралась через многоборье. Сейчас от многоборья пришлось отказаться, поэтому квалификация в Париж в опорном прыжке будет проходить для меня на этапах Кубка мира. По итогам трёх выступлений нужно оказаться не дальше второго места, но при этом не будут учитываться результаты тех спортсменок, кто к тому времени отберётся на Игры в составе 12 команд, и тех, кто квалифицируется по итогам многоборья. Иначе говоря, всё по-прежнему реально.
— Какой из снарядов в многоборье стал для вас наиболее проблемным?
— Брусья. Сейчас все девочки перешли на работу в накладках, и только я одна продолжаю работать по старинке: на голых руках с наждачкой и разведённым мёдом. Самый большой плюс накладок в том, что не нужно готовить жердь перед выступлением: запрыгнул и работаешь. Соответственно, меньше времени занимает разминка, успеваешь подольше отдохнуть. Но мне накладки мешают: не чувствую сцепления с жердью, меня просто срывает с неё. Соответственно, начинаю бояться.
— Когда приходится отказываться от тех или иных элементов, что становится главной причиной — страх или возраст?
— Скорее, здравый смысл. На брусьях я довольно долго учила перелёт Шапошниковой, но однажды меня так сильно сорвало со снаряда, что я чудом не травмировалась. И решила, что это просто не мой элемент. Такие вещи бывает сложно понять, особенно в ситуации, когда все вокруг тебя этот перелёт делают. Зато на тех же брусьях я много лет делала какие-то вещи, которые больше не пытался исполнить никто.
Например, одним из элементов с выходом обратным хватом на верхнюю жердь в своё время владела только одна гимнастка в мире — американка Челси Меммель (трёхкратная чемпионка мира. — RT). Это реально сложный, я бы сказала, мужской элемент, с надбавкой в 0,5 балла, и я до сих пор могу его исполнить. Меня научил этому Александр Александров ещё перед Играми-1992.
— Всегда была уверена, что техническим вещам гимнастов учат личные наставники, а не старший тренер сборной.
— Наверное, дело было просто в том, что Александров, прежде чем прийти в женскую команду, много работал с мужчинами. И ему было проще увидеть какие-то вещи, нежели тем, кто годами «варился» только с девушками. Условно говоря, перенести какие-то элементы с мужской перекладины на женские брусья. Тренироваться с Александровым было очень интересно: мы постоянно пробовали что-то новое, причём меня он как-то особенно выделял. Думаю, что во мне его подкупили упёртость, готовность работать до тех пор, пока не добьюсь желаемого. Такой маленький непробиваемый танк.
— Я слышала, что Александров не был сторонником того, чтобы в 1992-м брать вас на Игры. И что из-за этого у него даже случился конфликт с вашим личным тренером Светланой Кузнецовой.
— Этого я просто не знаю — маленькая была. Моё дело заключалось в том, чтобы молчать и работать.
— Александров был жёстким тренером?
— Не сказала бы. Мне, кстати, было очень удивительно, когда после Игр в Лондоне в российской сборной его стали выставлять чуть ли не монстром. Любой профессиональный спортсмен прекрасно знает, что без тяжёлого труда и очень суровой дисциплины результата просто не может быть. Это закон.
Преодолеть сложный период отстранения от международных турниров спортсменам поможет только огромная любовь к своему делу. Такое мнение…
— Как это сочетается с тем, что во многих странах сейчас на спортсмена даже голос повысить нельзя?
— Спорт в этом плане действительно сильно изменился. Но мне, если честно, не кажется, что с таким подходом, как сейчас, когда тренер должен контролировать каждый свой шаг и каждое слово, возможен высокий результат.
— Знаю, насколько серьёзно вы готовились к тому, чтобы выступить в Токио. Неудача стала сильным ударом?
— Ударом стала история с флагом, который я должна была нести на церемонии открытия. Это решение было принято за два месяца до Игр, но знаменосца в последний момент поменяли. Было так обидно…
— Но почему? Если не ошибаюсь, ни на одной из предыдущих семи Олимпиад вы вообще не ходили в день открытия на стадион.
— Это так. Я действительно никогда в жизни этого не делала, потому что на следующий день у нас уже начинались соревнования. Но в Токио мне очень хотелось принять участие в церемонии. Я ведь реально думала, что это мои последние Игры, что подобной возможности больше не представится никогда в жизни. Настроилась на это, горела предвкушением. Вроде бы такая мелочь…
— Почему же? Прекрасно понимаю ваше состояние.
— Ощущение было таким, словно на меня прилюдно вылили ведро холодной воды. Не то что себя было жалко, а именно обидно. Тем более что ради тех Игр пришлось дополнительно работать целый год, ждать их.
Клянусь вам, вообще не думала в тот момент о соревнованиях, притом что всю жизнь обожала соревноваться, всегда ждала этого. А тут больше всего хотелось собрать чемодан и как можно скорее уехать из Японии домой. Стало колоссальным откровением, что вот так, за одну минуту можно уничтожить человека, разрушить всё, что выстраивалось годами. Вот и ждала, когда всё это наконец закончится. Пересматривала потом видео своих прыжков — глаза были совсем пустыми. Словно не со мной всё происходило. Хотя в итоге я получила больше, чем потеряла.
- © Cheng Min / XinHua
— Что вы имеете в виду?
— На днях в Ташкенте почти в центре города начнётся строительство моей академии, которую было решено создать по распоряжению президента страны. Начну набирать туда детей. Не уверена, что захочу сама их тренировать, но и не исключаю этого. После Токио мне присвоили звание заслуженного тренера Узбекистана — за собственную самостоятельную подготовку на протяжении многих лет.
— Никогда не спрашивала вас: почему, расставшись с Кузнецовой после переезда в Германию, вы даже не пытались обратиться к тренеру за помощью, когда снова вернулись в Узбекистан?
— Между нами сложилась не самая простая ситуация, когда заболел Алишер. Сыну тогда было три года, мы нашли немецкую клинику, где вызвались нам помочь, и я была абсолютно уверена, что тренер не просто во всём меня поддержит, но никогда не оставит одну в чужой стране. Получилось всё совершенно иначе.
Светлана Михайловна улетела в Ташкент и полагала, что я должна прилететь за ней следом, чтобы продолжить тренировки. А для меня в тот момент вообще было не важно, есть в моей жизни гимнастика или нет и никогда не будет.
— Сейчас вы с тренером общаетесь?
— Да. У меня не осталось никаких обид, я всю жизнь буду благодарна Светлане Михайловне за свою спортивную жизнь, за свой характер, за умение добиваться цели, очень люблю её, как любила всегда, готова в любой ситуации ей помочь, если понадобится, но при этом знаю, что мы уже не сможем работать вместе так, как работали раньше. Не будет безоговорочного доверия друг другу. А это важно, когда тренер и спортсмен нацелены на результат.
— Вы сейчас нацелены?
— Скорее, гимнастика превратилась в хобби. Тренировки приносят мне удовольствие, никаких контрактных обязательств ни перед кем нет. Будет результат — будет зарплата.
— Расстроились сильно, проиграв чемпионат Азии?
— Нет. Я сильно болела перед этими соревнованиями, меня даже какое-то время держали на капельницах и антибиотиках, но не поехать в Доху не могла. В этом случае федерации пришлось бы выплачивать штраф. В итоге квалификацию я сделала, а на финал уже просто не хватило сил.
— Нынешний сезон для вас закончен?
— Остался единственный старт — Исламские игры в Стамбуле.
Советские гимнастки работали на бревне не хуже четырёхкратной олимпийской чемпионки Симоны Байлз. Об этом в интервью RT заявила…
— А как же октябрьский чемпионат мира?
— Я туда квалифицировалась, но решила не выступать. Этот чемпионат мне ничего не даёт. К следующему сезону я планировала начать изучать новый прыжок — тот, что прыгала Маша Пасека (двукратная чемпионка мира и вице-чемпионка Игр-2016 в этом виде многоборья. — RT). Хочу сама себе бросить такой вызов. Если ехать на ЧМ, придётся делать перерыв и возвращаться к прежнему варианту прыжков. То есть просто терять время. На двух стульях, считаю, не усидишь.
— Что в опорном прыжке главное?
— Скорость разбега. Всё остальное дело техники. Если гимнаст не умеет хорошо бегать, прыгать он не будет никогда. У меня, если подумать, никогда не было идеальной акробатической подготовки, как и многих других гимнастических качеств, но сила ног и умение бегать дали мне возможность прыгать лучше, чем это делают другие.
— Если на тех же брусьях вы до сих пор способны выполнять ультрасложные связки, почему так легко отказались от этого вида? Только ли дело в накладках?
— Вообще не люблю брусья. Я не хлёсткая, соответственно, приходится многое тащить на силе. Делать брусья ради многоборья — одно. А тренировать их как отдельный снаряд, зная, что оценки, позволяющей бороться за медаль или хотя бы за место в финале, всё равно не будет — зачем? Лучше я потрачу силы на прыжок.
— Экономить силы уже заставляет возраст?
— В какой-то степени да. Хотя, знаете, меня многие спрашивают: наверное, по утрам всё болит, когда с кровати вставать приходится? А у меня вообще ничего не болит. Получается, всё жду, жду, когда возраст реально начнёт проявлять себя, а этого не происходит и не происходит.
— То есть в ближайшие десять лет завершения карьеры ждать не стоит?
— Ну, как-то так. Хотя бывает смешно слушать, как моя мама разговаривает с Алишером. Спрашивает, как у него дела, и обязательно добавляет: «А мама твоя, дура старая, всё прыгает и прыгает…»
— Как вы отнеслись в Токио к истории с Симоной Байлз, завершившей карьеру столь плачевным образом?
— Как к неудаче, которая случилась на соревнованиях. Бывает. Байлз в гимнастике как Кохей Утимура (трёхкратный олимпийский чемпион и 10-кратный чемпион мира. — RT), как Виталий Щербо. Никто ведь до сих пор не побил его рекорд в шесть золотых медалей на одних Играх. Возможно, такие люди рождаются как раз для гимнастики. Плюс очень много работают. Можно принимать какие угодно таблетки, но двойное сальто с тремя винтами от этого точно не прыгнешь.
— После трёх дней, проведённых в Ташкенте, не могу не спросить: как вам удаётся держать вес при столь умопомрачительной кухне?
— Вообще нет такой проблемы. Более того, я всегда говорила: если очень хочешь съесть булочку, её нужно съесть. Всё равно в зале всё слетит.
Я ощутимо прибавила в весе только в пубертатном периоде — набрала три килограмма, а при моём росте это многовато. Но продолжала прыгать, делала все свои элементы. Светлана Михайловна, кстати, никогда не морила меня голодом. Только один раз сказала: мол, хорошо бы похудеть на полкило, и меня это почему-то так сильно задело, что я ещё больше поправилась.
А тяжело же: руки на брусьях срываются, всё раздражает. Вес ведь ощущается каждую секунду. На брусьях — особенно. Да вообще везде. На вольных упражнениях ты этот вес два раза через голову перевернуть должна, на прыжке — разогнать. Больше всего бесит то, что это твои проблемы и тебя о них тренер предупреждал.
— Если допустить невероятное, а именно что на Играх в Париже у вас всё сложится и вы завоюете медаль, продолжать выступления будете?
— В этом случае я почти наверняка поставлю точку.